Напряжение - Страница 131

131

Пришел Изотов, хмурый по обыкновению, невыспавшийся, но, увидев Шумского, улыбнулся и сказал вместо приветствия:

— Что-то не спится сыщику Шумскому.

— Слушай, я не понял, зачем тебе понадобился этот дурацкий телефонный справочник и журналы мод? Может, объяснишь?

Изотов загадочно ухмыльнулся и, держа в неведении Шумского, полез в сейф, достал папку с делом Красильникова. Потом, отбросив справочник и журналы, полистал общую тетрадь. Где-то в самом конце от страницы был наскоро оторван кусок, и Изотов, торжествуя, приложил на это место записку, найденную у Красильникова. Все изгибы, зубцы неровно оторванной бумаги точно совпали.

Шумский восхищенно взглянул на Изотова:

— Гений! Простой, обыкновенный гений! Нет, конечно, в ленинградском управлении работают только гении, я давно убедился в этом. Как приятно: ходишь по коридору, сидишь за одним столом в буфете с гением, — не находишь, а?!

— Теперь понял, зачем я взял справочник и журналы? Если бы я спрашивал только о тетради, он наверняка понял бы, что́ меня в ней заинтересовало, и отказался бы от нее…

В комнату заглянул Чупреев и, увидев Изотова с Шумским, склонившихся над столом, проговорил громким шепотом:

— Корпите, братцы? Бог на помощь!

— А-а, еще один гений! Ну-ка заходи, заходи… Вот кстати!

— Конечно, куда-нибудь сгонять надо, не иначе.

— Отгадал, дружище. Ты у нас — как пророк. В Ригу нужно прокатиться, — пожимая руку, сказал Шумский.

— Конечно, если бы не надо было ехать, разве так бы меня встретили? — смеялся Чупреев.

— Ну что ты, что ты…

— Шучу я. — Чупреев подсел к столу. — Что нового?

— Что нового? Да есть кое-что…

Шумский сел на диван, вынул папиросу и стал разминать табак, рассказывая о допросе Назарчук, поисках аккордеониста и его аресте.

— Да, но, по твоим же словам, Назарчук говорила что у аккордеониста интересная жена, а этот холост, усомнился Чупреев.

— Об этом мы думали. Чепуха. Мы просто доказываем, что Красильников не очень-то любил говорить правду своей возлюбленной. Ему нравилось, что он его ревновала. Ну он и расписывал красавиц, которых вовсе не существовало на свете. А с Потапенко у него были, по-видимому, деловые связи. Смотрите. — Шумский поднялся, резко чиркнул спичкой, закурил. — У Красильникова в портфеле брюки и рубашки. Потапенко шьет. Конечно же, он шил и Красильникову. Коричневый-то пиджак я не зря взял с собой! Я не сомневаюсь, что это его, Красильникова, пиджак, Назарчук о нем говорила. Дальше. Записка и заявление написаны рукой Потапенко. Экспертиза это доказала. И мы тоже. У него найдена губная помада, и цвет ее схож с той… — Увидев, что Чупреев хочет что-то сказать, Шумский поднял руку. — Так что причастность Потапенко к убийству Красильникова не вызывает сомнений.

— В чем же тогда причина убийства? — спросил Чупреев.

— Ишь какой шустрый, — усмехнулся Шумский, — все ему вынь да положь… Думать надо. Ты, наверное, когда маленький был, в кубики играл? У нас приблизительно то же: голова есть, и ноги нашлись, а туловище еще гуляет…

Изотов и Чупреев засмеялись.

— Ладно, хвост я вам достану, так и быть, — в тон проговорил Чупреев.

— Должно быть, здесь умышленное убийство, — сказал Изотов. — Но вряд ли Потапенко убил его из-за портновских дел.

— Я, Витя, не утверждаю, что Красильникова убил Потапенко, — откликнулся Шумский, — хотя, может быть, это и так. По-видимому, ты прав: портняжничанье только ширма, а общее дело у них какое-то было. Не исключено, что спекуляция. Но чем, кто в ней замешан?..

Это предположение могли подтвердить или отклонить только свидетели, люди, знающие Потапенко. Он сам назвал нескольких заказчиков, а те в свою очередь — других.

В последние дни с утра до позднего вечера Шумский и Изотов принимали бывших клиентов Потапенко. От них узнали, что брал Потапенко умеренно, исполнял быстро, аккуратно и в назначенный срок, с деньгами не торопил. А главное, брался переделывать ношеные вещи, что не каждое ателье принимало.

Шумский по обыкновению не торопился закончить допрос. Он давал вволю наговориться болтливому собеседнику и забрасывал вопросами неразговорчивого. Дубенский, бухгалтер артели «Металл», был как раз не речист. Говорил он медленно, словно боялся сказать что-нибудь лишнее, и унылым, тусклым голосом.

— Кроме того, что вы у него шили, были еще какие-нибудь цели вашего прихода к Потапенко? — спросил Шумский.

— Нет… Хотя… один раз он предложил мне купить у него рубашку. Денег у меня при себе не было, и я ходил за ними домой.

— Рубашку? Она была новая или ношеная?

— Новая, — помолчав, ответил свидетель.

— Какая рубашка — шелковая, полотняная, верхняя, нижняя? Не стесняйтесь, рассказывайте, — подталкивал бухгалтера Шумский, теряя терпение.

— Трикотажная, шелковая, — мигая ресницами, произнес после паузы Дубенский и замолчал. Он не чувствовал раздражения Шумского и спокойно сидел перед ним, заложив ногу на ногу.

— За сколько вы ее купили? Когда?

— С полгода назад… За сорок рублей.

— Потапенко объяснил вам, почему продает ее? Может быть, у него было несколько рубашек?

— Нет, у него была одна. Он сказал, что купил ее, но она оказалась ему мала…

Шумский не придал значения этому несущественному и малоинтересному эпизоду, но по всем правилам внес его в протокол и попросил Дубенского принести показать рубашку. Шумскому не так уж важно было ее видеть, но практика по своим жестким законам учила, что о любой мелочи, попавшей в его поле зрения, следователь должен знать все. На всякий случай.

131