Напряжение - Страница 141


К оглавлению

141

У Шумского пропал интерес к Потапенко, теперь уже было безразлично, признает он свою вину или не признает: в руках следствия были факты, которые Потапенко не в силах был опровергнуть. И все-таки Шумский решил довести дело до конца.

— Значит, вы не помните, где были в тот вечер, — сказал Шумский, — не знаете, почему не смогли принять Красильникова, и недоумеваете, каким образом он оказался убит. Придется мне самому все вам рассказать.

Шумский открыл папку, перелистал бумаги и начал:

— Как-то раз, когда вы еще работали в эстраде и играли в ресторане «Метрополь», к вам подошел молодой человек. Сказав, что ему нравится аккордеон и он долго наблюдал за вами, как вы играете, он попросил вас дать ему несколько уроков. Это был Далматов. Вы пригласили его к себе, и с тех пор каждый раз, когда Далматов один или с Калныней приезжал из Риги, он обязательно бывал у вас. Вместе вы ходили в рестораны, выпивали у вас дома.

Однажды вы пожаловались, что не можете себе многого позволить, хотя жаловаться, по совести говоря, вам было грешно: если бы не ваша лень и любовь к праздной жизни, вы могли бы в эстраде хорошо зарабатывать. И еще вы шили. Но денег не хватало. А Далматов потихоньку прощупывал вас, узнал, что вы привлекались за спекуляцию, и стал осторожно выяснять, сможете ли вы быть ему полезным. Ведь главная цель его приезда в Ленинград и была найти людей, которые смогли бы сбывать краденный на швейной фабрике товар. Вы оказались подходящим человеком — холостой, не слишком щепетильный в выборе источников дохода, а также с большими связями: у вас была солидная клиентура.

Вы договорились, что сможете продавать трикотаж. За это вы получали от восьми до десяти рублей за штуку. Основным лицом, которому вы сбывали переправленные вам рубашки, была Галактионова Марфа Кузьминична… Она арестована, и скоро вы сможете ее увидеть.

Потапенко не шелохнулся. Он продолжал сидеть, отупелый, с бессмысленным выражением лица, словно то, о чем говорил Шумский, его не касалось. Шумский же, сделав паузу, продолжал:

— Но Галактионова не была единственным человеком, продававшим вещи. Иногда вы сами предлагали купить рубашки, «которые были вам не впору», — тогда ваш доход увеличивался до пятнадцати рублей. Кроме Галактионовой у вас было несколько человек, которые брались продавать изделия поштучно. Таким человеком был и Красильников (между прочим, он был аккуратен, и все доходы от А. И. — это вы — записывал в книжечку, а деньги клал в сберкассу); таким человеком была ваша соседка по квартире Зубарева. Естественно, они не были посвящены в ваши тайны отношений с Далматовым. У Далматова в Риге дело было поставлено на широкую ногу. Вместе со своей шайкой он воровал трикотаж с фабрики машинами. Поэтому он боялся за свое предприятие и угрожал вам в случае провала. В одно из воскресений на рынке работники милиции задержали гражданку Печушину, торговавшую рижскими рубашками. Она помогала Галактионовой распродавать их. Галактионова не сказала вам о ее аресте, и вы, разумеется, этого не знали. Печушина, боясь выдать Галактионову, сказала, что рубашки ей дала Зубарева, которую она тоже знала и которую не считала причастной к торговле трикотажем. Печушина была уверена, что Зубареву сразу отпустят и на этом все кончится. Встревоженная вызовом в милицию, Зубарева советуется с вами, как ей держать себя на допросе и что говорить. Вы даете ей точные инструкции и, конечно же, берете с нее клятву, что вашу фамилию она не упомянет ни при каких обстоятельствах. Она держит слово, данное вам, но вашу фамилию ей называет сам следователь. Зубаревой удается отвести от вас удар, но, придя домой, она подробно рассказывает вам о допросе. А через несколько дней получаете повестку и вы. Вы в панике. Вы срочно вызываете Далматова. Бросив все, он приезжает на следующий день вместе с Калныней, и вы втроем, обсуждая события последних дней, приходите к выводу, что в милицию заявил Красильников. Только он, и никто больше. Почему Красильников? Вы не доверяли Красильникову потому, что он был человеком скрытным, скуповатым, любил деньги, любил их больше, чем что бы то ни было другое, а такие люди, по-вашему, что в общем-то справедливо, легко могут изменить, предать — словом, к доверию они не располагают. Кроме того, вы хорошо запомнили случай, когда однажды решили уменьшить вознаграждение за проданные рубашки, и Красильников, возмущенный, сказал, что заявит в милицию, если вы не отдадите ему положенное. Может быть, этот случай и стал роковым в его судьбе. Так или иначе, Далматов принимает решение убрать Красильникова с дороги. С вашей помощью. Вы трусите, но в конце концов соглашаетесь, и все втроем начинаете разрабатывать план убийства. Он прост. Осуществили вы его в ночь на тринадцатое мая. Именно в эту ночь, потому что тринадцатого в два часа вас вызывали в милицию. Вы были убеждены, что вызван и Красильников, а очная ставка могла окончательно провалить все.

Шумский замолчал, углубившись в чтение протокола, потом, словно вспомнив о присутствии Потапенко, сказал:

— Так вот, для убийства вам нужна была ночь. По вашему мнению, ночь должна была скрыть все, все ваши грязные делишки. Чтобы заманить Красильникова к себе, вы стали звонить ему в общежитие. Собственно, звонили не вы, звонила Калныня, а вы стояли рядом. Это была маленькая хитрость: зная наверняка, что Красильников не может оказаться у телефона, вызывала его женщина. Уже тогда вы заботились о будущем. Уже тогда вы начали заметать следы, задумав пустить следствие по ложному пути, и женщина в вашем плане играла далеко не последнюю роль… Красильникова трудно застать, и Калныня звонила много раз. Наконец он подошел, и разговаривали с ним вы. Вы сказали, что вам необходимо встретиться, и договорились, что встреча состоится у вас двенадцатого мая в семь тридцать. Но из дома вы ушли раньше, оставив записку: «Гоша! Сложилось так, что я должен был уехать к семи часам. Дома буду в двенадцать часов. Извини, пожалуйста». Дату вы не поставили, писали неразборчиво, левой рукой.

141