Очень плодотворный день.
Да, был в бане. Как я мог упустить сей исторический момент?
19 июля.
Господи! Архинесчастный человек на свете — это я! Вчера никак не мог добиться ответа, где Марина. В общежитии — замок на двери ее комнаты, в проходной ничего не знают о ней. А сегодня буквально за подол ухватил Майю. Захлебываясь от восторга, что первая сообщает мне новости, она тараторила: Марина была делегатом на слете стахановцев, получила грамоту и часы. А позавчера уехала в командировку в Кемерово. Ну, не свинство ли? Хочется плакать, сломать какой-нибудь симпатичный забор (деревянный, разумеется) или поругаться с первым встречным.
Вспомнил 1 июля и сразу успокоился. Обливаясь по́том (в городе пекло), читал философские повести Вольтера. Недурно писал просветитель.
20 июля.
Что еще может делать интеллигент, выходец из колхозного крестьянства, в часы вынужденного безделья? Читать. Читал «Исповедь» Руссо (вдруг пригодится?). Просмотрел курс дебютов. Пробовал играть в шахматы сам с собой. Выиграла та моя половина, которая играла белыми. Болел же я за черных.
Все-таки скучно. Хоть Джека какого-нибудь или на худой конец — Митьку… Готов даже принять гипнотический сеанс. Где вы, мои милые бандиты?
До конца командировки осталось 6 дней.
21 июля.
Делал то же, что и вчера (см. запись). Но теперь уже осталось 5.
22 июля.
Прочитал найденную в тумбочке у Сашка брошюрку о космосе. А потом весь день раздумывал над ней. До чего же неоптимистичная наука астрономия! Разве можно так откровенно говорить человеку, что он ничтожен со своей 60—70-летней жизнью? И как он велик в мечте завоевать космос! Велик и ничтожен. Пример диалектического единства противоположностей?
23 июля.
Не выдержал одиночества. Была потребность с кем-нибудь потолковать. Забрался в канцелярию, взял телефонную книгу и принялся беседовать. Разговор носил чисто деловой характер:
«Сергей Иванович?»
«Нет, Самсон Игнатьевич».
«Ну, все равно. Почему вы лысый?»
«Потому что это модно, молодой человек».
«Откуда вы знаете, что я молодой человек?»
«А откуда вы знаете, что я лысый?»
«По голосу».
«Вы изучаете логику?»
«Нет, фармакологию, санскрит и телемеханику…»
И так далее в том же духе. За 10 минут я выдохся и сложил оружие, сказав «Aufwiedersehen!..».
Вообще, такие беседы напоминают блиц-турнир на выносливость и сообразительность, если до начала невидимый противник не пошлет тебя к дьяволу (а это бывает в двух случаях из трех).
К вечеру вернулось благоразумие. Дочитал «Исповедь». Никогда не думал, что это такая мудрая книга и такая настоящая исповедь. А Руссо меня покорил. Удивительная, противоречивая личность! Загадочная, для современников и понятная для потомков. Гениальный и одновременно наивный человек, полный нежной любви к людям.
24 июля.
Встретил на улице Аню Терентьеву. Когда-то, на первом курсе, был увлечен ею, но не очень.
Пошли в сад Петухова. Сидели на скамейке. Никого мне не надо, кроме Марины. И в саду мне казалось, что сижу с ней.
26 июля.
Я уже заметил: когда сильно готовишься к чему-нибудь, думаешь, мечтаешь, наяву получается все проще и прозаичнее. Короче говоря, мне мерещилась какая-то сногсшибательная встреча. Какая именно, я не представлял, но только сногсшибательная, не меньше.
Но встречи не было. Поздоровались, обменялись приветствиями, рукопожатиями, как главы разных дипломатических миссий. Ничего того, что было 1 июля, («А что было? — спрашиваю сам себя и отвечаю: — Что-то».) Что-то, чего-то… Или я идиот круглый, или я чего-то не понимаю. Впрочем, идиот и должен чего-то не понимать.
Поздравил ее с наградой.
«А вы откуда знаете?» — спросила она. «Я все про тебя знаю. Что ты делаешь, куда ты уехала…» Она моментально поняла, и рассмеялась: «Ишь, какой ты прыткий! А как твои дела?»
На сей раз я не выглядел дураком (о каких делах идет речь?!) и сказал, что блестяще (если считать блестящим унылое шатание по пустым коридорам). Хорошо еще, она не углубилась в расспросы и уточнения.
Хотел побродить с ней по улицам, но она отбоярилась: устала с дороги. И завтра не сможет. Много работы на заводе. Встретимся послезавтра.
Шел домой не то грустный, не то усталый, не то обиженный. Разбирался сам в себе. Что, собственно, меня обидело? Разве должна она была броситься мне на шею? Конечно, нет. Говорить комплименты? Тоже нет. Что же тогда?
В общем, я запутался окончательно. Но понял одно: я хочу, чтобы она меня полюбила. Я бросил все и приехал ради нее, чтобы видеть ее, быть с ней. А у нее дела. Вывод: она меня не любит.
Уже в кровати думал: что так красит Марину? Ведь она очень хорошенькая. Вспомнил. Родинка на щеке. Женщины часто приклеивают такие родинки. Может быть, у нее тоже ненастоящая? Настоящая или нет?
10 августа.
У нас был интересный разговор. Я смеялся: впервые вижу живого стахановца рядом, не на трибуне. А потом спросил, как она стала стахановкой, и вообще о передовиках, действительно ли они намного обгоняют других рабочих.
Она окинула меня смешливым взглядом, точно я прикатил откуда-то с другой планеты, и сказала: «А как же? Конечно. В институте один хорошо учится, другой — плохо. И на заводе точно так же. А зависит успех от многого».
И стала рассказывать о станке, какой-то подаче, резцах. Я делал вид, что здо́рово все понял, а на самом деле — ни бум-бум. Но Маринка разошлась, стала на земле чертить какую-то схему. И через каждые два слова повторяла: «Понятно? Это все очень просто!»