Напряжение - Страница 37

Сегодня опять разыгрывали меня. Митька Шевелев говорит: «Ох, Славка, жалко мне тебя, ты ведь совсем высох от любви. Сходи-ка на Фабричную, там один гипнотизер живет. Внушит, что зазноба твоя злая, сварливая, ноги у нее кривые, глаза разноцветные, волос и зубов совсем нет… Будешь здоров, и экзамены как по маслу пойдут».

Я с серьезным видом спросил адрес. «Неужели пойдешь?» — насторожились ребята, предвкушая удовольствие. «Пойду, — сказал я, — обязательно сейчас побегу. Буду умолять гипнотизера вдолбить мне, да покрепче, что Митяй не круглый идиот, а только наполовину…»

Спектакль сорвался, и воцарилась тишина. Вот в какой адской обстановке я работаю! Вчера вывесили в общежитии «Колючку». В центре батальная картина — «Бой в 39-й». Я почему-то смахиваю на Петра I, а Сашок — на Наполеона. В карикатуре все допустимо.

Теперь премии за лучшую комнату не видать как своих ушей. Впрочем, ее все равно бы не было: с такими шалопаями не до премии. Не угодить бы в милицию — вот за что боремся.

31 мая.

Ну его в болото, экзамен. Имеет же человек право на отдых? Всей колонией поехали на Обь. Жарко. Загорали. Сочиняли частушки.

1 июня.

Раскаиваюсь в легкомыслии. Надо же быть такими олухами! До экзамена 48 часов, а они загорать! Но ничего не поделаешь: день, как говорится, теленок слизнул.

2 июня.

Скверно. Что день грядущий мне готовит?

3 июня.

Уф, наверно, никогда древние славяне не думали, что их потомок будет так мучиться, растолковывая, как они писали. Так или иначе, все в порядке. Отвечал, как всегда, первым. Вышел и еще поиздевался над Сашком, Митькой и Джеком, худыми и бледными, ожидавшими своей участи, как бычки на мясокомбинате. Я сказал, что, судя по тому, как они вели себя в последние дни, им несдобровать. Митька не на шутку огрызнулся, а я посоветовал несчастному сходить, пока не поздно, к гипнотизеру, который внушит ему, что он все знает. Потом разразился мефистофельским смехом и исчез в вполне понятном направлении (да простят они мне нарушение конвенции 1938 года: ждать, пока не сдадут все).

Дома ее еще не было. Майя же мне, как ни странно, не удивилась.

В десять минут я устроил в комнате кавардак, такой живописный, что любой художник мог рисовать с натуры картину на тему «Стихийное бедствие» или «С насиженного места…». Майе ничего не оставалось, как включиться в воскресник. И хоть комсомольского энтузиазма у нее нельзя было отыскать и в микроскоп, через полчаса женская обитель превратилась в светелку.

Гвоздем программы был огромный букет, который, по идее автора, должен был падать с потолка прямо в руки входящей именинницы (иначе ее не назовешь). Но простейшая система нитей не выдержала, и в самый торжественный момент букет плюхнулся с каким-то ужасным шумом и свистом на пол, перепугав всех, в том числе и виновницу торжества. Тем не менее это не омрачило общего настроения. Маринка сияла. Она сказала, что такой блестящей встречи еще никогда не бывало в истории человечества. По этому поводу я попросил ее дать интервью.

Чай пили весело. Кроме всего прочего, с сухариками (о, как я их ненавижу!). Тайно хвалил себя за выполненную клятву: оба мы получили по «пятерке».

Потащил Марину на воздух. Прошлись по Красному проспекту, ели мороженое. Хотел проехать с ней в парк, но она отказалась.

Очень странно. Как только мы остались одни, она стала другой — грустной, задумчивой. В чем дело? Устала? Может быть, хоть она и сказала, что нет. Но разве от усталости так сразу меняются люди? Тут что-то другое. Но что?.. Кто говорил, что женщина — сфинкс? Если никто, то я.

В общем, прогулка не получилась. Взял ее под руку. Прошли несколько шагов, она руку опустила, пробормотав, что жарко (жары-то уже никакой не было!). Вдруг я ей неприятен?

Я много болтал, но так, чтобы только не молчать.

Когда прощались, она сказала: «Не сердитесь, Слава, бывает… Пройдет…»

Что бывает, что пройдет? Или она считает, что я специалист по разгадыванию загадок?

Но все-таки день был хороший.

4 июня.

После вчерашних ярких впечатлений жизнь сера и обыденна. Снова пять динозавров на кроватях, снова товарная база, снова усмешечки. Записаться, что ли, в художественную самодеятельность?

Взялся за политэкономию. Прочитал предисловия к «Капиталу».

А все-таки, что могло случиться?

6 июня.

С сегодняшнего дня вместо комбригов и комкоров у нас будут генералы. Любопытно, как к ним обращаться: товарищ генерал? Странно звучит.

Читаю Маркса. Интересно.

8 июня.

По прилежанию я бы поставил себе со своей скромностью «пять».

11 июня.

Можно даже накинуть для ровного счета «плюс», но боюсь себя захвалить.

Где Марина? Что с ней?

15 июня.

Грызу. Совершенно ясно, что гранит науки, а не сухари. На вкус гранит горьковатый, но не противный.

Ходили с Левушкой (ах, почему не с ней!) в кино на «Линию Маннергейма». Здо́рово! Потрясающе!

Жара не спадает. 30° в тени. Нехорошо, товарищ светило!

27 июня.

Отныне у всех будет восьмичасовой рабочий день. Заниматься придется шесть дней, а выходной — по воскресеньям. Надо на всякий случай выучить дни недели: я всегда путаю, что следует за чем — среда за четвергом или наоборот.

Если подходить с точки зрения государственной, то это нововведение правильно, необходимо. Я — человек государственный, а посему новшество поддерживаю.

Джек говорит, что постановление вызвано международной обстановкой. Пожалуй, он прав. Обстановочка не из блестящих.