— Остановитесь, товарищ майор. Ваши документы.
Богачев охотно передал их старшему — высокому майору. Красноармейцы, притоптывая потихоньку, ждали.
— Холодно, ребятки? — посочувствовал им Богачев.
— Да уж не жарко, — чуть насмешливо ответил один.
— Небось до самого пупка мороз добрался…
Согревая дыханием пальцы, майор разверзнул удостоверение, взглянул на фотографию, потом на Богачева. Соответствует. На пропуске-вкладыше секретный литер, действительный на эти сутки, тоже соответствовал…
— Откуда следуете? — еле шевеля толстыми губами, спросил майор.
— Был отпущен навестить знакомых, сейчас возвращаюсь в часть.
— Когда шли по улице, ничего подозрительного не заметили?
— Нет, товарищ майор, все тихо…
Майор еще раз просмотрел документы, сказал, возвращая:
— Можете быть свободны, — и козырнул небрежно.
Богачев ушел в темноту. Патруль направился дальше, не оборачиваясь. После молчания идущий справа красноармеец проговорил тихо:
— Один есть. Скоро появится и другой…
Русинов появился на Басковом переулке до зари, когда небо над городом было черным, как деготь, и без звезд. У парадного крыльца со столбиками и крышей ничем больше не приметного дома остановился, осмотрелся и стал быстро подниматься по лестнице.
На условный стук дверь открыл Дранишников.
— Проходите, — вполголоса проговорил он и повернул в замке ключ. — Осложнений не было?
— Все в полном порядочке, — весело ответил Русинов.
В тесной, с низким потолком и голыми стенами комнате стоял письменный стол; в двух шагах от него — железная койка, заправленная флотским шерстяным одеялом. Дранишников подбросил чурок в круглую, уже затухавшую чугунную «буржуйку», выкрутил побольше фитиль в лампе, пригласил сесть Русинова и сам устроился за столом. Русинов отметил, что батальонный комиссар чисто выбрит, китель его отглажен и к шее плотно прилегает белейший подворотничок.
Без всяких вступлений Дранишников начал придирчиво — по дням и часам — выспрашивать, где жил Русинов все это время, что делал, с кем встречался, у кого ночевал. Ответы вполне совпадали со сведениями, имевшимися в распоряжении батальонного комиссара. Тогда Дранишников приступил к главному.
О Нефедове, Гертруде Оттовне и группке, сколоченной им на заводе, он был осведомлен достаточно хорошо, однако связь с Богачевым (теперь уже установленная точно) явилась открытием. О ней-то он и хотел узнать возможно больше.
Припоминая подробности, Русинов рассказал о встрече с Михаилом Николаевичем, сцене, которую тот разыгрывал с женой для проверки, упомянул и о его вечернем походе куда-то. Потом передал инструкции и задание, полученные перед самой отправкой обратно, и, сняв шинель, положил ее на стол, рукавом кверху:
— Тут кое-что есть…
Прежде чем достать бритву, Дранишников осмотрел в лупу замусоленный штат с двумя перекрещенными орудийными стволами и аккуратно подсек нитки. На стол выпали узкие ленточки фотопленок. Подцепив пинцетом, он поднял одну к лампе и приблизил линзу. Стекло увеличило формулы, нагроможденные беспорядочно друг на друга. Без сомнения, это были формулы, написанные рукой Лукинского… Дранишников крякнул от удовольствия.
— Он говорил, что это за пленки?
— Нет, но сказал, что я должен их передать лично Ржезинскому, и никому больше.
«Еще бы!» — подумал Дранишников, испытывая удовлетворение и одновременно желание поощрить или по крайней мере сказать какие-нибудь приветливые слова парню. Но не получилось. Пододвинув кисет, буркнул:
— Курите… Таким образом, вы оставались у него ночевать в первый день и ночевали сегодня, так? Какое у вас ощущение: инструкции, которые он вам дал, исходили от него самого или от кого-то еще?
— Думаю, что от кого-то…
— На чем основано ваше предположение?
— Во-первых, когда я пришел, он ничего конкретного мне не говорил, только слушал. Во-вторых, он куда-то уходил с женой вчера вечером, возможно как раз за инструкциями.
— И оставил вас одного в квартире?
— Да, на кухне… Промерз там, как суслик… Он запер двери в комнатах, кроме одной, и велел ждать на кухне.
— Почему кроме одной?
Русинов хитро прищурил глаза, улыбнулся:
— Я ему помог… Я знаю способ на время заклинить замок, очень простой, без всяких инструментов, и — никаких следов. В детстве один парень научил, и мы баловались с ребятами в школе, разыгрывая учителей. Вот я и сделал это на всякий случай. Михаил Николаевич повозился с ключом, но времени не было, и он сказал, чтобы я не выходил из кухни, — они вернутся через десять — пятнадцать минут.
— Сколько же их не было?
— Около трех часов.
— Зачем вам понадобилась его комната?
После паузы Русинов сказал, пристально посмотрев на Дранишникова:
— Разве вам не интересно, что в ней может быть?
— Предположим…
— Так вот, возьмите на заметку, чтобы не ломать потом голову. В комнате, которая напротив входной двери, налево в углу стоит старинный буфет или комод — не знаю, как называется. Красного дерева и с бронзовыми накладками. Внизу справа предпоследняя бронзовая чашечка с соском — их там много, они все одинаковые, пояском тянутся — рабочая. Если ее нажать, отходит сбоку доска, а за ней — совсем незаметный плоский-плоский ящичек. В нем он держит кое-какие бумаги…
Русинов нагнулся проворно, стащил с ноги сапог и достал из-под стельки замызганный, волглый от пота клочок бумаги: